Загадка человеческого сердца

Основное понятие, которое со всех сторон анализирует Сковорода в своем учении о человеке, есть понятие сердца. "Всяк есть то, каково сердце в нем, - говорит он, - всему в человеке глава есть сердце - оно и есть истинный человек". "Вся внешняя наружность в человеке есть не что иное, как маска, прикрывающая каждый член, сокровенный в сердце будто в семени". Сковорода учит, что "есть тело земляное и есть тело духовное, тайное, сокровенное, вечно", и соответственно, есть и два сердца. Именно о "духовном" сердце и говорит Сковорода, что оно есть "бездна, которая все объемлет и содержит", ее же ничто вместить не может. "Что есть сердце, если не душа? Что есть душа, если не бездонная мыслей бездна? Что есть мысль, если не корень, семя и зерно всея нашей плоти-крови, и прочей наружности?" "Мысль есть тайная пружина всей нашей телесной машины".

При характеристике "сердца" Сковорода пользуется понятием, вошедшим в употребление в литературе от Мейстера Экхардта, - а именно понятием "искры Божией", "погребенной в человеке". Сковорода утверждает, что в человеке есть не только "искра Божия", но "таится Дух Божий". Еще в первом диалоге "Нарцисс" он утверждает, что эмпирический человек есть "тень" и "сон" истинного человека. В каждом человеке "таится Дух Божий", "божественная сила", "Истинный человек (к которому мы восходим в духовном нашем зрении) один во всех нас и в каждом целый", - говорит Сковорода.

"Древо жизни находится посреди нашей плоти". "Древо жизни", - это Господь Иисус Христос”. “Боговоплощение связывает все человечество с Богом, и потому после Боговоплощения "истинный человек" "един во всех и целый в каждом". “Господь не разделяется, хотя Он во всех, Он остается "целым" в каждом и в то же время Он и во всех.”

"Весь мир, - пишет Сковорода, - состоит из двух натур: одна видимая - тварь, другая невидимая - Бог; Бог всю тварь проницает и содержит". Потому "ничто погибнуть не может, но все является вечным в своем начале и пребывает невредимо". "Бог есть вечная глава и тайный закон в тварях", Он есть "древо жизни", а все остальное - "тень". В подобных утверждениях Сковорода очень близок Мейстеру Экхардту [4].

Человек должен вступить в борьбу с самим собой, ибо в нем живет тайное "руководство блаженныя натуры", и "надо только не мешать премудрости, живущей в нас". Духовный путь человека должен обеспечить торжество мистической силе, живущей в нем, - а силы внешнего человека (воля в первую очередь) потому и мешают духовному возрастанию, что они постоянно запутывают человека. "Не вините мира - невинен сей мертвец", - восклицает Сковорода, - “корень греховности лежит в самом человеке и в сатане”. "Воля, несытый ад! - восклицает Сковорода, - все тебе яд, всем ты яд". "Всяк, обоживший свою волю, враг есть Божией воле и не может войти в Царствие Божие".

В глубине каждого человека присутствует тайный закон его роста, поэтому, прежде всего, надо "найти самого себя". Все страдания и муки, через которые проходит человек, проистекают только из того, что человек живет противно тому, к чему он создан. "Какое мучение, - говорит Сковорода, - трудиться в несродном деле". "Природа и сродность, - говорит он, - означают врожденное Божие благословение, тайный Его закон, всю тварь управляющий". "Не любит сердце, не видя красоты, ...мы любим в своей глубине лишь то, что нам "сродно", что соответствует "тайно начертанному закону естества человека". А потому надо "прежде всего сыскать внутри себя искру истины Божией, а она, освятив нашу тьму, очистит нас”.

Жизненная позиция

Из того, что уже было сказано, видно, насколько Сковорода близок по духу учению современного Розенкрейца. Перечислим вкратце эти моменты близости:

- Человек - это прежде всего микрокосмос, а не природная личность.

- Отдельный символический мир Библии по статусу и функциям очень близок зеркальной сфере. ( см. у Яна ван Рэйкенборга о том, что единственный посредник для передачи Учения от старых Братств молодым - зеркальная сфера [5] ).

- Непримиримая полярность принципов добра и зла присуща только миру падшей диалектики. За его пределами происходит их нейтрализация под воздействием третьего принципа.

- Главная цель человеческой жизни - обнаружить в себе Другого и не мешать ему расти.

- Хранителем Божественной искры и зародышем Другого является духовное сердце человека.

- Познание Другого в себе равносильно познанию своего тождества с Христом и выходу за пределы всякой диалектики.

- Мистерия Христа разыгрывается во плоти каждого человека, вступившего на духовный путь.

Однако, ценность убеждений может быть подтверждена только при их реализации на практике, иными словами, жизненной позицией человека. К сожалению, предание сохранило немного свидетельств очевидцев жизни Григория Сковороды. Зачастую, это свидетельства если и не его недоброжелателей, то людей, ничего не понявших в его учении. Поэтому нам придется руководствоваться только косвенными указаниями.

Опыт жизни убедил Сковороду в том, что истинная цена человека не в социально выраженном успехе, что правда заключена в “неравном равенстве”. “Бог, - говорил Сковорода, - подобен богатому фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости. Над фонтаном надпись: неравное всем равенство... Меньший сосуд меньше имеет, но в том равен есть большему, что равно есть полный” [1].

“Смертному во временном мире счастливым быть невозможно. Он увидел в счастии превращение, в друзьях измену, в надеждах обман, в утехах пустоту, в союзах - самовидность, в ближних остуду, в своих лицеприятие”.

Идея внешнего прогресса, как и идея внешнего равенства, чужда ему, он часто иронизирует по этому поводу. Вот одно из таких мест: "мы измерили море, землю, воздух и небеса; мы обеспокоили недра земные ради металлов, нашли несчетное множество миров, строим непонятные машины... Что ни день, то новые опыты и дивные изобретения. Чего только мы ни умеем, чего ни можем! Но то горе, что при всем том чего-то великого недостает".

Сковорода не думает, что надо менять мир, т.к. уверен, что человек по своей природе от мира свободен, только не знает этого. Отсюда и долг человека - узнать о своей свободе от внешнего мира.

Что несомненно, так это то, что Сковорода действительно был “не от мира сего”. Его слова, высказанные незадолго до смерти: "О, Отче мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийности мира!", и еще: "Да не пожжет меня бездна мирская", показывают, насколько чутко он реагировал на угрозу усыпляющего воздействия мира на сознание человека. Как результат, его поведение часто казалось необъяснимым и парадоксальным. Приведем только несколько показательных примеров.

Несмотря на то, что Григорий Сковорода родился в семье малоземельных казаков, его дарования привлекали внимание самых высокопоставленных особ. Он часто получал и отвергал предложения, которые составили бы счастье любому другому человеку.

Так, он отказался от блестящей карьеры, ожидавшей его в певческой капелле при дворе императрицы Елизаветы. Как говорит биограф [2], в бытность Сковороды в Петербурге придворным певчим было неслыханно-привольное житье. Из капеллы Сковорода уволился с чином “придворного уставщика”, который давался только лучшим придворным певчим. Променяв карьеру на скитания, шагая по бесконечным дорогам, Сковорода наигрывал на флейте любимые мелодии, сочинял песни. Многие его произведения сохранились в народной памяти под именем “сковородинок”.

Вернувшись в Киев, Сковорода ревностно занялся еврейским, греческим и латинским языками, упражняясь в красноречии, философии, метафизике, математике, естественной истории и богословии. Но когда киевский архиерей пожелал посвятить его в священники, он уклонился от этого предложения, прибегнув к хитрости: “притворился сумасбродным, переменил голос, стал заикаться”. Его признали неспособным к духовному званию и позволили жить, где угодно.

Когда Сковорода оказался в Москве, то тогдашний наместник Троицко-Сергиевской Лавры Кирилл Флоринский стал уговаривать его остаться в Лавре для преподавания. Но Сковорода заявил, что его влечет назад любовь к родине - Малороссии.

Стоило Сковороде появиться в 1764 году в Киево-Печерской Лавре, как многие монахи обступили его и стали уговаривать: “Полно бродить по свету! Пора пристать к гавани! Нам известны твои таланты, ты будешь столпом и украшением обители!” “Ах! Довольно здесь и вас, столбов неотесанных!” - ответил им Сковорода.

А вот история, как будто списанная из Чжуан Цзы, о котором в XVIII веке в России еще ничего не было известно: Императрица Екатерина II знала о Сковороде, дивилась его жизни и уважала его славу. Через Потемкина она послала ему приглашение переселиться в столицу. Гонец застал Сковороду с флейтой на обочине дороги, поблизости бродила овца хозяина, приютившего философа на время. Выслушав приглашение, Сковорода ответил: “Скажите матушке-царице, что я не покину родины. Мне моя свирель и овца дороже царского венца!”

Но им все-таки было суждено встретиться. Проезжая в 1787 году через Харьков, Екатерина II увидала Сковороду и спросила: “Отчего ты такой черный?” - “Э, вельможная мати, - ответил Сковорода, - разве ж ты где видела, чтобы сковорода была белая, коль на ней пекут и жарят и она вся в огне?”

Может быть, самое драматичное искушение Сковорода пережил, когда на лесной тропинке, близ пасеки он повстречал девушку, распевавшую песенки [2]. Он познакомился с ее отцом, много с ним беседовал, учил его дочку. Когда она заболела горячкой, он ее вылечил. Тут-то они и влюбились друг в друга. Дело уже дошло до помолвки, но в последний момент Сковорода очнулся от гипноза и убежал прямо из церкви из-под венца.

Любимым местом уединения Сковороды бывали пасеки. Тишина, безмятежность и свобода возбуждали в нем чувство несказанного удовольствия. Так в письме к Коваленскому он пишет: “Многие спрашивают, что делает в жизни Сковорода, чем забавляется? - Я радуюсь, а радование есть цвет человеческой жизни!”

Но “лжемудрое высокоумие прибегло к испытанному оружию - клевете. Оно разглашало повсюду, что Сковорода восстает против употребления мяса и вина, против золота и ценных вещей, и что, удаляясь в леса, он не имеет любви к ближнему, а потому называли его манихейцем, мизантропом, человеконенавистником”.

Как все было на самом деле, видно из письма Сковороды ученику: “Ангел мой хранитель веселится ныне со мной пустынею. Я к ней рожден. Старость, нищета, смирение, беспечность, незлобие суть мои в ней сожительницы. Я их люблю и они меня... Люди думают, что я празден, но праздность тяжелее гор кавказских. Разве только дела для человека, что продавать, покупать, жениться, воевать, судиться, строиться... Бедности нашей причина та, что мы, погрузив все наше сердце в приобретение мира и в море телесных надобностей, не имеем времени вникнуть внутрь себя, очистить и поврачевать самую госпожу тела нашего, душу... Есть в нас, правда, и душа, но такова, как ноги у подагрика. Она в нас расслаблена, грустна, ничем не довольна, боязлива, завистлива. Таковая душа если в бархат оделась, не гроб ли ей бархатный? ... Как же увеселить ее? Ах, государь мой, плывите по морю и возводите очи к гавани.”

И еще: “Страх смерти нападает на человека всего сильнее в старости его. Потребно благовременно заготовить себя вооружением противу врага сего не умствованиями, но мирным расположением воли своей. Такой душевный мир приуготовляется издали, тихо, в тайне сердца растет и усиливается чувством сделанного добра. Это чувство - венец жизни.”

Ученики

Сковорода при жизни не напечатал ничего. Все его труды переписывались от руки его последователями. Сковорода “действительно имел таких безвестных поклонников; это были люди серьезные и не легко увлекающиеся. Сковорода писал тяжело, темным и странным языком, о предметах отвлеченных, туманных, способных заинтересовать круг слишком ограниченный, почти незаметный. Значит, его сочинения списывали только люди одного с ним направления и жизни. Несколько полудуховных и полусатирических его стихотворений тогда же были переложены на музыку и распевались бродячими певцами-бандуристами на торгах и перекрестках дорог. Некоторые из этих песен стали народными. Но сильнее всяких прозаических и рифмованных произведений Сковорода действовал на народ собственной личностью” [2].

Сковорода считал себя чужим для тех ученых, “кои так горды, что не хотят и говорить с поселянином.” “Барская умность, будто простой народ есть черный, видится мне смешной, как и умность так называемых философов, что земля - мертвая. Как мертвой матери рожать живых детей? И как из утробы черного народа вылупились белые господа? Мудрствуют: простой народ спит. Пускай спит, но всяк сон есть пробудный, и кто спит - не мертвечина и не трупище околевшее. Когда выспится, проснется, очнется, когда намечается, и забодрствует.”

Сковорода был учителем по призванию. Он ценил такие случаи, когда сама судьба посылала ему ученика. Тогда он не жалел усилий, чтобы иметь возможность помогать ему. Так, в 1759-60 годах Сковорода был учителем поэзии в харьковском коллегиуме. Но когда епископ предложил ему вступить в монашеское звание, обещая скоро довести его до высокого сана, Сковорода отказался и уволился из училища. Однако, обретя себе молодого ученика в лице М.И. Коваленского, он в течение ряда лет, хотя и с перерывами, преподает в этом самом коллегиуме, чтобы иметь возможность ежедневно руководить учеником.

Но работа в официальном учебном заведении сковывала его. Судите сами: в 1766 году Сковороде было поручено преподавать юношеству правила благонравия. Он взялся за это дело даже вовсе без оплаты, сказав, что дело доставляет ему одно удовольствие. Вот отрывок из его лекции: “Весь мир спит! Да еще ... растянувшись, словно ушибленный! А наставники не только не пробуждают его, но еще поглаживают, глаголюще: спи, не бойся, место хорошее... чего опасаться!” Разразился скандал. Лекции его были раскритикованы с самой дурной стороны, истолкованы в самом превратном смысле. Хотя Сковорода умно опровергал противников, решение осталось неизменным - он был отрешен от должности.

Поэтому Сковорода предпочитал обращаться к людям непосредственно. Иногда он жил у кого-либо, совершенно не любя пороков своих хозяев, но для того только, чтобы в продолжение времени, общаясь с ними, беседуя, нечувствительно привлечь их к познанию себя, к любви к истине и к отвращению ко злу. Во всех его речах была одна заветная цель: побуждение людей к жизни духа, к благородству сердца, к “светлости мысли, яко к главе всего”.

Не следует думать, что Сковорода сближался с любым желающим. Как раз наоборот! Масса примеров свидетельствует о том, что он был весьма взыскателен в выборе учеников. Бывало, что прямота и резкость его суждений отталкивала знакомых. Но через некоторое время они старались вернуть себе его расположение и тогда уж дружба длилась многие годы. Так случилось с помещиком Степаном Тамарой. А И.Вернет рассказывает [2]: “Я не оскорбился, когда он назвал меня мужчиной с бабьим умом и дамским секретарем. [Я и впрямь] поставлял свое благополучие в том, чтобы любить и быть любимым. Позже я навещал могилу, где покоятся бренные останки незабвенного Сковороды.”

Один из воспитанников Сковороды жил в Таганроге. Чтобы повидать его, Сковорода пустился в дорогу, промешкав на ней, по его собственным словам, более года (путешествовал он главным образом пешком). Когда он прибыл на место, ученик созвал множество гостей, среди которых были весьма знатные особы. Но увидав такую толпу милостивцев, Сковорода тотчас ушел из комнаты, и никто его не мог нигде найти. Он спрятался в сарае и пролежал в кибитке до тех пор, пока в доме не стало тихо.” Сходным образом он поступал всегда, когда замечал, что с ним желают познакомиться, полагая, что “философ есть род орангутангов, которых показывают за деньги”.

Некий господин Г. (умный человек, но атеист) пожелал посмеяться над Сковородой и заявил ему: “Жаль, что ты, обучившись так хорошо, живешь как сумасшедший, без цели и пользы для отечества!” - “Ваша правда, - отвечал философ, - я до сих пор еще не сделал пользы; но надобно сказать - и никакого вреда! Но вы, сударь, безбожием вашим уже много сделали зла. Человек без веры есть ядовитое насекомое в природе.” К сожалению, господин Г. так и умер безбожником [2].

Однажды харьковский губернатор ехал по улице в пышном рыдване в сопровождении гайдуков и увидел Сковороду, сидевшего на тротуаре у гостиного двора. Губернатор послал к нему адьютанта: “Вас требует к себе его превосходительство!” - “Какое превосходительство?” - “Господин губернатор!” - “Скажите ему, что мы незнакомы.” Адьютант, заикаясь, передал ответ Сковороды. Губернатор послал вторично: “Вас просит к себе Евдоким Александрович Щербинин!” - “А, об этом слыхал, говорят добрый человек и музыкант!” И снявши шапку, подошел к рыдвану. С этой минуты они сошлись.

В 1773 году ученик Сковороды и будущий его биограф М.И.Коваленский посетил швейцарский город Лозанну. Там он сдружился с Даниилом Мейнгардом, который до того был похож на Сковороду - образом мыслей, даром слова и чертами лица, что его можно было принять за ближайшего его родственника. Сковорода так полюбил заочно своего двойника, что с той поры стал подписываться не только как Григорий Варсава (по-еврейски вар - сын Савы), но и как Даниил Мейнгард. Таковы были его псевдонимы.

О том, какая нежная дружба и привязанность соединяла учителя с учениками, можно судить по отрывкам из их писем. Житель Москвы дворянин Ф.И.Диский “имел какое-то благоговейное почтение к памяти Сковроды, а сочинения оного были самым любимым его чтением” [2]. Вот отрывок из письма Сковороды Ф.И.Дискому: “Отец твой, Иоанн, в 62 году в городе Купянске первый раз взглянув на меня, возлюбил меня. Услышав же имя, выскочил и, достигши на улице, молча в лицо смотрел на меня и проникал, будто познавая меня, таким милым взором, что и сейчас он в зеркале моей памяти мне зрится. Воистину, прозрел дух его прежде рождения твоего, что я тебе, друже, буду полезен. Видишь, коль далече прозирает симпатия!... Прими от меня маленькое сие наставление - дарую тебе “Убогого моего Жаворонка”. Он споет тебе в сердце твоем и несколько поможет спасатися от ловца и хитреца, от лукавого мира сего.”

Из письма ученика: “О, если б внушил тебе Господь пожить со мною! Если бы ты меня один раз выслушал, то не порадовался бы своим воспитанником... Прощай и не пожалей еще один раз в жизни уделить частицу твоего времени и покоя старому ученику твоему.”

О последних 20 годах жизни Сковороды не известно практически ничего. Дело в том, что его прилежный ученик и биограф - Коваленский - не совладал-таки с искушениями большого света и был “увлечен вихрем столичной жизни, возбудившим в нем разум внешний”. Со своим учителем он свиделся уже только в год смерти последнего, чтобы принять от него рукописи его работ.

Из письма М.Коваленского из столицы: “Возлюбленный мой Мейнгард!... Вид начертанных твоих писем возбуждает во мне огонь, пеплом покрываемый, не получая ни движения, ни ветра; ибо я живу в такой стране, где вод и непогод весьма много, но движения и ветров весьма мало, а без сих огонь совершенно потухает. Ты говоришь, что все мое получил, но меня самого не получаешь. Сего-то и я сердечно желаю. Давно уже направляю я ладью мою к пристани тихого уединения... Не знаю, что послать тебе, ведь ты ни в чем не имеешь надобности, что прислать можно; все в тебе и с тобою! Я слышал о твоих писаниях. По любви твоей ко мне, пришли мне оные. Я привык любить мысли твои.”

В этой “любви к мыслям” Сковороды М.Коваленский был не одинок. Не вызывает никаких сомнений, что за долгие десятилетия скитаний Сковорода успел установить духовные отношения если не с сотнями, то с многими десятками людей. Почему он никогда не делал попыток оформить свою школу организационно? Свет на это может пролить один разговор, состоявшийся у Сковороды с М.Коваленским в 1794 году, то есть незадолго до смерти учителя. Они говорили о сектах, и Коваленский спросил его мнение о модных тогда мартинистах. “Я не знаю мартинистов,” - ответил Сковорода, - “но всякая секта пахнет собственностью! А где собственность, там нет главной цели или главной мудрости”. Не исключено, что именно по этой причине Сковорода оставил свою школу в распыленном состоянии, как бы погруженном в толщу народную.

Она давала о себе знать только редкими внешними проявлениями. Так известно, “что один из его почитателей вызывал к себе через Московские Ведомости желающих читать сочинения украинского мудреца” [2]. Самое замечательное событие этого рода связано с основанием харьковского университета В.Н.Каразиным в 1803 году. Оно потому так легко далось, что первые же люди, внесшие на основание университета огромную по тем временам сумму в 618 тысяч руб. серебром, были большею частью или ученики, или близкие знакомые и друзья Сковороды.

Но в остальном, судьба гностического импульса, данного Григорием Саввичем Сковородой, остается неизвестной. Исследователи заняты выяснением культурных и философских последствий его трудов. А ведь Сковорода вполне осознавал силу и новизну своего учения. Не даром он его называл “новой славой”. Не исключено, что если взглянуть на историю духовных исканий в России с этой точки зрения, то нас ждут еще удивительные открытия.

Отдельные высказывания Г.Сковороды:

Все проходит, а любовь после всего остается,
Все проходит, но не Бог и не любовь.
Все вода - Зачем на воду возлагать надежду, друзья?
Все - вода, но будет дружеская гавань,
На этом камне основана вся Церковь Христа.
Это нам и кефа, петра и скала

А мне одна только в свете дума,

Как умереть мне не без ума!

Смерть страшна, замахнувшись косой!

Ты не щадишь и царских власов!

Ты не глядишь, где мужик, а где царь!

Жрешь все, словно солому пожар.

Кто же плюет на ее острую сталь?

Тот, чья совесть, как чистый хрусталь!

“Не разгадав себя, человек не может ничего понимать в окружающем; разгадав же себя до конца, человек проникает в самые глубокие тайны Вселенной”

“Величайшее наказание за зло есть сделать зло, как и величайшее воздаяние за добро есть делать добро!”

“Смехотворно и мудрование, якобы сон есть остановка и перерыв жизни человека, я право, не вижу толку в междужитии и междусмертии: ибо что такое живая смерть и мертвая жизнь?”

“... И был ветхий, и был новый свет, но день один и мир один... Новых же небес и новой земли чаем”.

“Кто старое сердце отбросил, тот сделался новым человеком”

“Курица кудахчет на одном месте, а яйца кладет на другом.”

“Будь в доме твоем. Береги себя. Слышь! Береги сердце!”

“Благодарение всеблаженному Богу, что нужное сделал нетрудным, а трудное ненужным!”

“В ребенке в первую очередь необходимо воспитывать чувство благодарности, на которой зиждется мир сердечный, ясное спокойствие и необуреваемость воли”. “В человеке вечно борются два сердца - ангельское и сатанинское, и воспитание должно помочь в этой борьбе. Воспитание истекает от природы, вливающей в сердце семя благой воли, ... [и мы] самовольно и доброхотно делаем все то, что свято и угодно есть перед Богом и людьми”. “Чувство благодарности, воспитанное в человеке, обращает все во благо, во всем находит радость и довольство. Это чувство является исходным содержанием воли: ...неблагодарная воля - ключ адских мучений, благодарная же воля есть всех радостей рай”

Примечание. При работе над этим текстом использовалась следующая литература:

1. Сковорода Г.С. Собрание сочинений в 2-х томах. М., 1973.

2. Г.П.Данилевский, Сочинения, т.8, Глава: “Григорий Саввич Сковорода”, С.-Петербург, 1893.

3. В. В. Зеньковский, “История русской философии”, Глава 2. XVIII век. Перелом в церковном сознании. Философия Г. С. Сковороды, СПб, 1991.

4. Л.А.Конева, А.В.Конева, “Антропологические идеи в русской религиозной философии”, http://www.uic.ssu.samara.ru/~cclub/rph_1.htm.

5. Ян ван Рэйкенборг, Откровение Гнозиса в наши дни, 1997 г.

Хостинг от uCoz